Поиск

Американская сторона на днях в очередной раз обозначила важность дальневосточного вектора своей внешней политики. Как заявила помощник Барака Обамы по вопросам национальной безопасности Сьюзан Райс, намеченный на ноябрь этого года визит президента США в КНР должен продемонстрировать, что американо-китайские отношения будут оставаться приоритетным направлением для Вашингтона. Вместе с тем, в условиях обострения российско-американских и российско-европейских отношений, Китай вновь выходит на первый план и в отечественной внешней политике. Чего стоит ждать от восточного соседа? Существует ли для России опасность китайской экспансии? Какова роль БРИКС в современном мире и способны ли США влиять на российско-китайские отношения? Об этом и о многом другом «МК» рассказал руководитель Центра политических исследований и прогнозов Института Дальнего Востока РАН Андрей ВИНОГРАДОВ.

– В последний год в России активно нарастает прокитайская риторика — от бытового, до государственного уровня, когда представители власти открыто говорят о смене внешнеполитических приоритетов с западноевропейских на, скажем так, дальневосточные. Насколько обоснованы эти настроения в российской политической элите?

– Я бы не сказал, что это прокитайские настроения. Просто в международных отношениях, как и вообще в жизни, все-таки преобладают относительные вещи, а не абсолютные, и тем более не идеальные. И поэтому, когда мы выстраиваем линию по защите наших интересов на международной арене, мы просто ищем пути, как это сделать эффективно. В 90-х годах мы повернулись к США и Европе и думали, что все наши проблемы мы сможем решить с западным участием или даже «став» Западом — тогда в нашей стране были распространены и такие взгляды. Сейчас же ситуация изменилась и мы понимаем, что целый ряд вопросов, – потому что наши надежды 90-х годов не оправдались, - приходится решать с участием незападных стран: Китая, других стран БРИКС. В данный момент экономика в развивающихся странах (не только в странах БРИКС) растет достаточно быстро и поэтому мы вполне можем решать свои проблемы — как экономические, так и внешнеполитические, – с участием этих государств. Если мы посмотрим на долю в мировом ВВП, то увидим, что и Китай, и Индия, и Бразилия, и Россия входят в первую десятку стран мира, и процесс их ускоренного развития будет нарастать.

Во-вторых, объективно — по вышеупомянутым причинам, - и США, и Западная Европа теряют свое влияние в мире. И экономическое — их доля ВВП в мировом производстве в процентном отношении сокращается, – и политический авторитет, поскольку та «политика двойных стандартов», о которой сейчас часто говорят, действительно, бросается в глаза.

И, наконец, есть и субъективный фактор. Ведь когда высшим должностным лицам запрещают въезд в страны Евросоюза, это означает, что они чаще станут ездить в Китай, в Индию, будут налаживать контакты. А там, где есть связи на человеческом уровне, – неважно, экспертное это сообщество или бизнесмены, чиновники - там всегда будет возникать возможность реализации каких-то новых проектов. Помимо этого одним из факторов сближения является и то, что на международной арене мы сталкиваемся со схожими проблемами: например, КНР подвергается политике сдерживания со стороны США, как и Россия.

Поэтому происходящее – объективный процесс, и в значительной степени он спровоцирован недальновидной политикой Запада, который «изолирует» себя от остального мира.

– Эксперты часто отмечают, что КНР придерживается во внешней политике принципов прагматизма, поэтому предпочитает избегать союзов, альянсов и т.д.. Россия, в свою очередь, на фоне украинских событий, была фактически устранена из G8, обострились отношения с НАТО и ЕС. Способен ли в этих условиях БРИКС стать весомой альтернативой вышеупомянутым блокам — в первую очередь, в экономической сфере?

– Во-первых, и НАТО и ЕС это сформировавшиеся организации со своей структурой, уставом, и предполагающие делегирование суверенитета и полномочий им от государств. Эта международная форма объединения свойственна двадцатому веку. Сейчас же ситуация очень динамичная и руководство нашей страны справедливо отмечает – а в экспертном сообществе это известно давно, – что в создавшихся условиях странам важно иметь возможность гибко реагировать на вызовы. А жесткие структуры, подобные НАТО, в силу своих организационных принципов, не могут гибко реагировать: они требуют делегирования части суверенитета от входящих в них государств, эти страны следят за использованием полномочий… в результате высокая бюрократическая инерция не позволяет успевать за быстро меняющейся ситуацией. Оказывается, что чем более динамичным становится мир, тем меньшей ценностью обладают жесткие организационные структуры, в т.ч. международные. Идет поиск новых, в т.ч. по линии БРИКС.

БРИКС, в этом отношении, отличается — это, скорее, диалоговый клуб наподобие «восьмерки», а ныне «семерки». Он предлагает пример справедливых отношений между крупными государствами как и G7, но, которые принадлежат к различным цивилизациям и являются лидерами в своих регионах. И если рассуждать в этом контексте, то да, БРИКС со временем может стать параллельной G7 структурой. Есть экономический, политический потенциал, существуют привлекательные перспективы для реализации совместных проектов. Альтернатива, которую представляет собой БРИКС, не предполагает конфронтации — речь идет о предложении миру нового порядка, который будет устанавливаться при непосредственном влиянии и учете существующих структур, в т.ч. таких, как «семерка».

– Вы упомянули о том, что Россия и Китай подвергаются политике сдерживания со стороны США... При этом в июле этого года Барак Обама в очередной раз заявил о его приверженности конструктивному сотрудничеству с Китаем. Кроме того, США стабильно занимают первое место в китайском экспорте. Можно ли сказать, что для китайского руководства одна из двух стран — США или России — приоритетна?

– Нельзя. По объемам экономического сотрудничества с КНР Россия не может сравниваться с американской стороной или с ЕС. Но с точки зрения представлений о мире, у Москвы и Пекина много точек соприкосновения. И это одна из характерных черт современного этапа развития: где-то у США с Китаем существуют близкие отношения - отношения экономической взаимозависимости, но на политическом уровне позиция КНР гораздо ближе к России – наши страны ведут поиск конструктивной инициативы.

– «Одна вещь, которую я, все-таки, скажу про Китай: нужно быть с ними довольно твердым, потому что они будут оказывать давление так сильно, как смогут, пока не встретят сопротивления», - заявил однажды Барак Обама. Насколько используется этот принцип в российско-китайских и в американо-китайских отношениях?

– Что касается самого этого принципа, то он общий для американской внешней политики, и США используют его в отношении всех международных субъектов - малых и больших. Они следуют ему, пока не встретят сопротивление или непреодолимое препятствие. Я не думаю, что в российско-китайских отношениях этот принцип был бы верен. Даже на бытовом уровне твердость подразумевает некое противодействие, конфликт. Во внешнеполитическом мышлении и России, и Китая вопрос так не стоит. Обе страны принадлежат к большому евразийскому пространству, и вся наша история и политика на протяжении столетий подталкивает нас к тому, что необходимо уметь договариваться. И мы это демонстрируем. Несмотря на то, что Россия сейчас слабее, чем был, допустим, Советский Союз, на международной арене, у нас есть традиции, когда мы можем договариваться, используя, безусловно, силу, не обязательно военную, но и экономическую, в качестве инструмента. Я думаю, это принципиально отличие не только России и Китая, но и в целом евразийского мышления от западного. Мы ищем компромисс, и достаточно успешно. Это можно подтвердить десятками примеров, но, если говорить о недавних событиях, это, конечно же, подписание соглашения о поставках газа. Переговоры шли годами и я думаю, что подписанный договор — довольно серьезный компромисс как для нашей страны, так и для Китая. Но есть результат, который, очевидно, при всех своих недостатках, выгоден обеим сторонам.

– Может ли Вашингтон оказать давление на Пекин стремясь взять под контроль взаимоотношения России и Китая?

– Нет. Китай — растущая экономика, вторая в мире, в ближайшей перспективе — по ряду прогнозов — и первая. В КНР колоссальные традиции государственности и набор внешнеполитических стратегий. И даже в середине прошлого столетия, будучи достаточно слабо страной, Китай никому не позволял с собой разговаривать в подобном духе. США могут оказывать давление, но внешняя политика КНР не будет определяться этим давлением.

– Не секрет, что газовое соглашение было раскритиковано многими нашими соотечественниками. Кроме того, по-прежнему Китай некоторыми рассматривается как опасный соперник на Дальнем Востоке. Стоит ли ждать в ближайшие годы китайской экспансии?

– Безусловно, в этом вопросе существуют разные точки зрения, но недоверие, опасения, как правило, возникают тогда, когда человек плохо знаком с ситуацией. Когда знаешь ситуацию хорошо, можешь предугадать даже негативные последствия и подготовиться к ним. На мой взгляд, угрозы со стороны Китая нет, и чем дальше, тем менее она вероятна. В Китае растет уровень жизни — если об экспансии и говорили 20 лет назад, это было связано с трудовой миграцией. Трудовая миграция происходит, как известно, по экономическим причинам — люди едут туда, где больше платят. В Китае уже несколько лет назад средняя зарплата в городах сравнялась, а затем и превысила российские показатели — все, проблема снята, она исчерпала сама себя. Не имеет смысла ехать в Россию, если здесь платят меньше. И об этом вполне открыто говорят и руководители дальневосточных субъектов Федерации, которые имеют доступ к первичной информации.

Во-вторых, опасения китайской экспансии связаны с представлениями о перенаселенности Китая. Но это устаревшие представления. В результате политики ограничения рождаемости, которая проводится в Китае уже более 30 лет, уже через 10 лет КНР будет испытывать острый дефицит трудовых ресурсов, с этим связано то, что 2 года назад произошло значительное смягчение этой политики ограничения рождаемости. В Китай уже сейчас привлекает иммигрантов, например, из стран Юго-Восточной Азии.

У китайцев на обозримую перспективу также нет планов по экспансии. Есть проблемы природных ресурсов, но сейчас и, я думаю, в будущем КНР может решать их экономическими методами.

– Как известно, Россия, поставляя газ в КНР, может получать оплату в юанях, которые затем конвертируются в рубли. Аналогично Россия может покупать китайские товары и услуги за юани. В связи с этим есть предположения, что российско-китайские отношения могут способствовать становлению юаня как мировой резервной валюты — так ли это?

– Совершенно точно российско-китайские договоренности будут способствовать этому. Китай обладает крупнейшими в мире золотовалютными резервами, но в силу сложившейся мировой финансовой системы, они эмитированы в американских долларах, американских ценных бумагах и т.д. И чтобы Китай мог на международной арене реализовывать свой экономический и финансовый потенциал, ему необходимо, что юань стал конвертируемой валютой. Но это сложный и длительный технический процесс. Сейчас Китай стремится к тому, чтобы юань стал региональной валютой — поэтому очень много операций в КНР переводится на расчеты в национальной валюте и этот процесс будет продолжаться. Надо понимать, что Китай лучше подождет подольше и достигнет необходимого результата, чем достичь его раньше, но с ущербом для себя.

– Насколько способен Китай — и способен ли — заменить собой те страны, ввоз продукции из которых в Россию отныне запрещен?

– Китай уже обеспечивает овощами и фруктами Сибирь и Дальний Восток. Вряд ли там там даже пять лет назад греческие, например, фрукты, могли конкурировать с китайскими. Что касается других видов сельскохозяйственной продукции, то, думаю, вопрос так не стоит. Потому что существуют законы рынка, и мы покупаем там, где нам выгодно – Закавказье, Турция, Иран, Средняя Азия… Китай сам является очень крупным импортером продовольствия: мяса, зерна. И едва ли можно говорить о том, что КНР как-то сильно может воспользоваться нынешней ситуацией. Поэтому не думаю, что это та сфера, где может расширяться китайский экспорт в Россию.

– Китай, как и Россия, считаются одними из основных игроков, способных повлиять на ситуацию на Корейском полуострове. Что конкретно могут предпринять Москва и Пекин?

– Для КНДР одна из главных проблем — экономическая, и ее трудно решить, в том числе из-за международной изоляции. Несколько лет назад Китай стала активно восстанавливать традиционные связи с КНДР, позднее к этому процессу присоединилась и Россия. Достаточно сказать, что недавно при участии РЖД завершилась модернизация северокорейского участка железной дороги, которая связывает с Транссибом северокорейский порт Раджин. Помимо этого, существуют проекты поставок газа и электроэнергии в Южную Корею через территорию Северной, что автоматически подключит КНДР к экономической деятельности в регионе и будем способствовать решению экономических проблем страны. То есть речь идет именно о вовлечении Северной Кореи в нормальную международную экономическую жизнь.

– Какие сферы сотрудничества — помимо выполнения соглашения по строительству газопровода и по поставкам газа – наиболее перспективны в российско-китайских отношениях?

– Таких сфер довольно много. Это, прежде всего, те высокотехнологичные области, где сильные позиции занимают США и страны Западной Европы и в которых они не хотят или не готовы идти на сотрудничество. Мы, например, говорим о создании дальнемагистрального самолета. В любой области, в которой у России существует солидный научно-технический задел, есть перспективы для сотрудничества, например, атомная энергетика, космические технологии и т.д.. Хорошие перспективы, на мой взгляд, имеет также сотрудничество в новейших для всего мира областях знания – нано-, био-, инфо-. И, думаю, эти направления будут развиваться, потому что существующая модель торговых отношений, когда наши ресурсы идут в обмен на китайскую готовую продукцию, не вполне устраивает Россию и, вероятно, не будет соответствовать мировым тенденциям будущего.

MK.ru

Американская сторона на днях в очередной раз обозначила важность дальневосточного вектора своей внешней политики. Как заявила помощник Барака Обамы по вопросам национальной безопасности Сьюзан Райс, намеченный на ноябрь этого года визит президента США в КНР должен продемонстрировать, что американо-китайские отношения будут оставаться приоритетным направлением для Вашингтона. Вместе с тем, в условиях обострения российско-американских и российско-европейских отношений, Китай вновь выходит на первый план и в отечественной внешней политике. Чего стоит ждать от восточного соседа? Существует ли для России опасность китайской экспансии? Какова роль БРИКС в современном мире и способны ли США влиять на российско-китайские отношения? Об этом и о многом другом «МК» рассказал руководитель Центра политических исследований и прогнозов Института Дальнего Востока РАН Андрей ВИНОГРАДОВ.

– В последний год в России активно нарастает прокитайская риторика — от бытового, до государственного уровня, когда представители власти открыто говорят о смене внешнеполитических приоритетов с западноевропейских на, скажем так, дальневосточные. Насколько обоснованы эти настроения в российской политической элите?

– Я бы не сказал, что это прокитайские настроения. Просто в международных отношениях, как и вообще в жизни, все-таки преобладают относительные вещи, а не абсолютные, и тем более не идеальные. И поэтому, когда мы выстраиваем линию по защите наших интересов на международной арене, мы просто ищем пути, как это сделать эффективно. В 90-х годах мы повернулись к США и Европе и думали, что все наши проблемы мы сможем решить с западным участием или даже «став» Западом — тогда в нашей стране были распространены и такие взгляды. Сейчас же ситуация изменилась и мы понимаем, что целый ряд вопросов, – потому что наши надежды 90-х годов не оправдались, - приходится решать с участием незападных стран: Китая, других стран БРИКС. В данный момент экономика в развивающихся странах (не только в странах БРИКС) растет достаточно быстро и поэтому мы вполне можем решать свои проблемы — как экономические, так и внешнеполитические, – с участием этих государств. Если мы посмотрим на долю в мировом ВВП, то увидим, что и Китай, и Индия, и Бразилия, и Россия входят в первую десятку стран мира, и процесс их ускоренного развития будет нарастать.

Во-вторых, объективно — по вышеупомянутым причинам, - и США, и Западная Европа теряют свое влияние в мире. И экономическое — их доля ВВП в мировом производстве в процентном отношении сокращается, – и политический авторитет, поскольку та «политика двойных стандартов», о которой сейчас часто говорят, действительно, бросается в глаза.

И, наконец, есть и субъективный фактор. Ведь когда высшим должностным лицам запрещают въезд в страны Евросоюза, это означает, что они чаще станут ездить в Китай, в Индию, будут налаживать контакты. А там, где есть связи на человеческом уровне, – неважно, экспертное это сообщество или бизнесмены, чиновники - там всегда будет возникать возможность реализации каких-то новых проектов. Помимо этого одним из факторов сближения является и то, что на международной арене мы сталкиваемся со схожими проблемами: например, КНР подвергается политике сдерживания со стороны США, как и Россия.

Поэтому происходящее – объективный процесс, и в значительной степени он спровоцирован недальновидной политикой Запада, который «изолирует» себя от остального мира.

– Эксперты часто отмечают, что КНР придерживается во внешней политике принципов прагматизма, поэтому предпочитает избегать союзов, альянсов и т.д.. Россия, в свою очередь, на фоне украинских событий, была фактически устранена из G8, обострились отношения с НАТО и ЕС. Способен ли в этих условиях БРИКС стать весомой альтернативой вышеупомянутым блокам — в первую очередь, в экономической сфере?

– Во-первых, и НАТО и ЕС это сформировавшиеся организации со своей структурой, уставом, и предполагающие делегирование суверенитета и полномочий им от государств. Эта международная форма объединения свойственна двадцатому веку. Сейчас же ситуация очень динамичная и руководство нашей страны справедливо отмечает – а в экспертном сообществе это известно давно, – что в создавшихся условиях странам важно иметь возможность гибко реагировать на вызовы. А жесткие структуры, подобные НАТО, в силу своих организационных принципов, не могут гибко реагировать: они требуют делегирования части суверенитета от входящих в них государств, эти страны следят за использованием полномочий… в результате высокая бюрократическая инерция не позволяет успевать за быстро меняющейся ситуацией. Оказывается, что чем более динамичным становится мир, тем меньшей ценностью обладают жесткие организационные структуры, в т.ч. международные. Идет поиск новых, в т.ч. по линии БРИКС.

БРИКС, в этом отношении, отличается — это, скорее, диалоговый клуб наподобие «восьмерки», а ныне «семерки». Он предлагает пример справедливых отношений между крупными государствами как и G7, но, которые принадлежат к различным цивилизациям и являются лидерами в своих регионах. И если рассуждать в этом контексте, то да, БРИКС со временем может стать параллельной G7 структурой. Есть экономический, политический потенциал, существуют привлекательные перспективы для реализации совместных проектов. Альтернатива, которую представляет собой БРИКС, не предполагает конфронтации — речь идет о предложении миру нового порядка, который будет устанавливаться при непосредственном влиянии и учете существующих структур, в т.ч. таких, как «семерка».

– Вы упомянули о том, что Россия и Китай подвергаются политике сдерживания со стороны США... При этом в июле этого года Барак Обама в очередной раз заявил о его приверженности конструктивному сотрудничеству с Китаем. Кроме того, США стабильно занимают первое место в китайском экспорте. Можно ли сказать, что для китайского руководства одна из двух стран — США или России — приоритетна?

– Нельзя. По объемам экономического сотрудничества с КНР Россия не может сравниваться с американской стороной или с ЕС. Но с точки зрения представлений о мире, у Москвы и Пекина много точек соприкосновения. И это одна из характерных черт современного этапа развития: где-то у США с Китаем существуют близкие отношения - отношения экономической взаимозависимости, но на политическом уровне позиция КНР гораздо ближе к России – наши страны ведут поиск конструктивной инициативы.

– «Одна вещь, которую я, все-таки, скажу про Китай: нужно быть с ними довольно твердым, потому что они будут оказывать давление так сильно, как смогут, пока не встретят сопротивления», - заявил однажды Барак Обама. Насколько используется этот принцип в российско-китайских и в американо-китайских отношениях?

– Что касается самого этого принципа, то он общий для американской внешней политики, и США используют его в отношении всех международных субъектов - малых и больших. Они следуют ему, пока не встретят сопротивление или непреодолимое препятствие. Я не думаю, что в российско-китайских отношениях этот принцип был бы верен. Даже на бытовом уровне твердость подразумевает некое противодействие, конфликт. Во внешнеполитическом мышлении и России, и Китая вопрос так не стоит. Обе страны принадлежат к большому евразийскому пространству, и вся наша история и политика на протяжении столетий подталкивает нас к тому, что необходимо уметь договариваться. И мы это демонстрируем. Несмотря на то, что Россия сейчас слабее, чем был, допустим, Советский Союз, на международной арене, у нас есть традиции, когда мы можем договариваться, используя, безусловно, силу, не обязательно военную, но и экономическую, в качестве инструмента. Я думаю, это принципиально отличие не только России и Китая, но и в целом евразийского мышления от западного. Мы ищем компромисс, и достаточно успешно. Это можно подтвердить десятками примеров, но, если говорить о недавних событиях, это, конечно же, подписание соглашения о поставках газа. Переговоры шли годами и я думаю, что подписанный договор — довольно серьезный компромисс как для нашей страны, так и для Китая. Но есть результат, который, очевидно, при всех своих недостатках, выгоден обеим сторонам.

– Может ли Вашингтон оказать давление на Пекин стремясь взять под контроль взаимоотношения России и Китая?

– Нет. Китай — растущая экономика, вторая в мире, в ближайшей перспективе — по ряду прогнозов — и первая. В КНР колоссальные традиции государственности и набор внешнеполитических стратегий. И даже в середине прошлого столетия, будучи достаточно слабо страной, Китай никому не позволял с собой разговаривать в подобном духе. США могут оказывать давление, но внешняя политика КНР не будет определяться этим давлением.

– Не секрет, что газовое соглашение было раскритиковано многими нашими соотечественниками. Кроме того, по-прежнему Китай некоторыми рассматривается как опасный соперник на Дальнем Востоке. Стоит ли ждать в ближайшие годы китайской экспансии?

– Безусловно, в этом вопросе существуют разные точки зрения, но недоверие, опасения, как правило, возникают тогда, когда человек плохо знаком с ситуацией. Когда знаешь ситуацию хорошо, можешь предугадать даже негативные последствия и подготовиться к ним. На мой взгляд, угрозы со стороны Китая нет, и чем дальше, тем менее она вероятна. В Китае растет уровень жизни — если об экспансии и говорили 20 лет назад, это было связано с трудовой миграцией. Трудовая миграция происходит, как известно, по экономическим причинам — люди едут туда, где больше платят. В Китае уже несколько лет назад средняя зарплата в городах сравнялась, а затем и превысила российские показатели — все, проблема снята, она исчерпала сама себя. Не имеет смысла ехать в Россию, если здесь платят меньше. И об этом вполне открыто говорят и руководители дальневосточных субъектов Федерации, которые имеют доступ к первичной информации.

Во-вторых, опасения китайской экспансии связаны с представлениями о перенаселенности Китая. Но это устаревшие представления. В результате политики ограничения рождаемости, которая проводится в Китае уже более 30 лет, уже через 10 лет КНР будет испытывать острый дефицит трудовых ресурсов, с этим связано то, что 2 года назад произошло значительное смягчение этой политики ограничения рождаемости. В Китай уже сейчас привлекает иммигрантов, например, из стран Юго-Восточной Азии.

У китайцев на обозримую перспективу также нет планов по экспансии. Есть проблемы природных ресурсов, но сейчас и, я думаю, в будущем КНР может решать их экономическими методами.

– Как известно, Россия, поставляя газ в КНР, может получать оплату в юанях, которые затем конвертируются в рубли. Аналогично Россия может покупать китайские товары и услуги за юани. В связи с этим есть предположения, что российско-китайские отношения могут способствовать становлению юаня как мировой резервной валюты — так ли это?

– Совершенно точно российско-китайские договоренности будут способствовать этому. Китай обладает крупнейшими в мире золотовалютными резервами, но в силу сложившейся мировой финансовой системы, они эмитированы в американских долларах, американских ценных бумагах и т.д. И чтобы Китай мог на международной арене реализовывать свой экономический и финансовый потенциал, ему необходимо, что юань стал конвертируемой валютой. Но это сложный и длительный технический процесс. Сейчас Китай стремится к тому, чтобы юань стал региональной валютой — поэтому очень много операций в КНР переводится на расчеты в национальной валюте и этот процесс будет продолжаться. Надо понимать, что Китай лучше подождет подольше и достигнет необходимого результата, чем достичь его раньше, но с ущербом для себя.

– Насколько способен Китай — и способен ли — заменить собой те страны, ввоз продукции из которых в Россию отныне запрещен?

– Китай уже обеспечивает овощами и фруктами Сибирь и Дальний Восток. Вряд ли там там даже пять лет назад греческие, например, фрукты, могли конкурировать с китайскими. Что касается других видов сельскохозяйственной продукции, то, думаю, вопрос так не стоит. Потому что существуют законы рынка, и мы покупаем там, где нам выгодно – Закавказье, Турция, Иран, Средняя Азия… Китай сам является очень крупным импортером продовольствия: мяса, зерна. И едва ли можно говорить о том, что КНР как-то сильно может воспользоваться нынешней ситуацией. Поэтому не думаю, что это та сфера, где может расширяться китайский экспорт в Россию.

– Китай, как и Россия, считаются одними из основных игроков, способных повлиять на ситуацию на Корейском полуострове. Что конкретно могут предпринять Москва и Пекин?

– Для КНДР одна из главных проблем — экономическая, и ее трудно решить, в том числе из-за международной изоляции. Несколько лет назад Китай стала активно восстанавливать традиционные связи с КНДР, позднее к этому процессу присоединилась и Россия. Достаточно сказать, что недавно при участии РЖД завершилась модернизация северокорейского участка железной дороги, которая связывает с Транссибом северокорейский порт Раджин. Помимо этого, существуют проекты поставок газа и электроэнергии в Южную Корею через территорию Северной, что автоматически подключит КНДР к экономической деятельности в регионе и будем способствовать решению экономических проблем страны. То есть речь идет именно о вовлечении Северной Кореи в нормальную международную экономическую жизнь.

– Какие сферы сотрудничества — помимо выполнения соглашения по строительству газопровода и по поставкам газа – наиболее перспективны в российско-китайских отношениях?

– Таких сфер довольно много. Это, прежде всего, те высокотехнологичные области, где сильные позиции занимают США и страны Западной Европы и в которых они не хотят или не готовы идти на сотрудничество. Мы, например, говорим о создании дальнемагистрального самолета. В любой области, в которой у России существует солидный научно-технический задел, есть перспективы для сотрудничества, например, атомная энергетика, космические технологии и т.д.. Хорошие перспективы, на мой взгляд, имеет также сотрудничество в новейших для всего мира областях знания – нано-, био-, инфо-. И, думаю, эти направления будут развиваться, потому что существующая модель торговых отношений, когда наши ресурсы идут в обмен на китайскую готовую продукцию, не вполне устраивает Россию и, вероятно, не будет соответствовать мировым тенденциям будущего.