– Первая волна обращений в фонд «Обнимая небо» началась летом – после закрытия хосписа. Так как мы специализируемся на помощи людям с онкозаболеваниями, то к нам обращались родственники, которые не знали, что делать. Вторая волна обращений пошла в октябре. По выигранному президентскому гранту поступило более 60 заявок на работу (от 2 до 6 человек в неделю). Бесплатно мы проводим одну консультацию, иногда этого достаточно. В сентябре мы анонсировали консультации людям помогающих профессий (медикам, социальным работникам, волонтерам), которые испытывают эмоциональное выгорание и сопутствующие нарушения сна и аппетита, агрессивность, беспокойство. Сейчас к нам также обращаются люди, которые сами столкнулись с болезнью или потеряли близких. Очень часто просят помочь пережить горе или утрату. Есть истории, когда в одной семье умерло несколько человек. У людей усилились страхи и фобии. Иногда человек просто боится выходить из дома и не знает, что делать дальше.

– Пациенты, переболевшие ковидом ко мне обращались. Сложно сказать, сколько: примерно 10 % от общего числа. Как правило, такие обращения связаны не с физическим состоянием после перенесенного заболевания, а с отношениями в семье, с внутренними конфликтами и личностными кризисами. Но иногда от клиентов звучит, что вся эта обстановка их беспокоит.

– Иногда бывает так, что коронавирус вскрывает разногласия между людьми, которые копились долгие годы. Например, у человека разрушились отношения (развод). Хотя в большей степени у людей поднялся страх смерти. Эта тема в нашем обществе табуированная. Задача нашего фонда как раз поговорить о смерти, и коронавирус привел к тому, что о ней больше заговорили, будто разрешили этому быть. Клиенты приходят и говорят, что боятся умереть. Такое ощущение, что раньше люди думали, что будут жить вечно.

Стало больше такого явления, как отсроченное горевание, когда человек откладывает горе на потом. Просто изменилась сама структура похорон. Раньше тело усопшего привозили домой, собирались соседи и родственники – все плакали. Со старины бабушки с тоненькими голосочками сидели и плакали – это делалось специально, чтобы разжалобить и «расплакать» мужчин. Тогда легче проживалось горе. Сейчас этого нет, а вместо этого работает стереотип, что плачут слабые. И «выстрелят» эти невыраженные эмоции, скорее всего, в самый непростой период человека, или, хуже того, они останутся в теле в виде заболевания. Появился еще момент, когда человека, умершего от последствий коронавируса, хоронят в мешке. В такой ситуации сложно принять, что больше никогда не сможешь прикоснуться к человеку. Хотя никто из подопечных не говорил об этом, но я думаю, что еще будут такие обращения, что не смогли проститься с родственником даже на уровне тела.

– Прямой корреляции не наблюдаю. Скорее усилилась стрессовая нагрузка из-за нагнетания СМИ общей тревожности. И, соответственно, активировались страхи. У каждого есть свой «наборчик». И стало заметно, как от тревоги человек постепенно переходит к постоянному пребыванию в состоянии страха и безысходности.

Еще один эффект – некритичное отношение к новостям. Низкая информационная культура не позволяет сохранить рациональное и взвешенное отношение к поступающим сведениям. В итоге человек доводит себя до паники. Уверен, что беспристрастный опрос среди жителей нашего города покажет, что коронавирус – это мор с высокой смертностью, проникает через все, кроме маски, и широко разошелся из-за «шашлычников». Теперь люди шарахаются друг от друга: человек для человека стал источником опасности. А СМИ, в том числе федеральные, одобряют агрессию: мол, если люди избили кого-то без маски, ну так что ж, их можно понять. В итоге идет волна «закошмаривания», а как результат – агрессия и паника.

В этой обстановке психоэмоциональное состояние людей, конечно, будет ухудшаться. При этом главный источник смертей в РФ – болезни системы кровообращения. В прошлом году от них умирало в среднем более 70 тысяч в месяц! Увеличение смертности по этой линии даже на один процент даст прибавку в 700 человек ежемесячно. А главная причина – стрессовые нагрузки. Получается, сам информационный фон сегодня работает на повышение смертности не от коронавируса, а от последствий «информационной истерики».

– Большинство обращений поступает от женщин. По своему опыту и рассказам коллег знаю, что в России мужчины редко обращаются к психологам. Обозначить возраст сложнее: думаю, что от 27 до 60 лет, но чаще от 32 до 50 лет. Молодежь до 30 лет обычно опирается на себя, много читает и слушает, поэтому предпочитают трансформационные игры. По коронавирусу были обращения от людей и за 70 лет.

– Большинство моих клиентов – женщины (около 70 %), но есть и мужчины – оставшиеся 30 %. Это связано с тем, что в нашей культуре есть стереотип «мужчины не плачут», хотя в жизни всякое бывает. При этом возраст самый разный – от подростков, которые приходят на консультации с родителями, и до пожилого, например 67 лет. Но основная категория – это «восьмидесятники», люди в возрасте 30–40 лет.

– Даже сейчас далеко не все люди готовы обращаться к психологу. Они считают, что это не то, о чем стоит беспокоиться. Вовсю работают установки: «я не псих», «вы ко мне голову залезете», «загипнотизируете меня», «начнете мной манипулировать». На самом деле многое зависит от кругозора и образования человека. Люди обращаются к нам или меняют свое отношение к психологии, когда попадают в определенное сообщество, где работа психолога принимается. Даже если они не бегут сломя голову к психологу, но говорят: «А давайте-ка я попробую!». Они будто открывают метафорическую дверь, чтобы взглянуть на то, что делает психолог. Если никто из близких не занимается у психолога, то маловероятно, что такой человек придет к нам.

Есть другая тенденция, когда родственники обращаются: «А поговорите с моей мамой/папой/мужем/детьми (нужное – подчеркнуть)». Начинаешь спрашивать про их готовность, а в ответ слышишь: «Захотят! Я заставлю!». Это так не работает! У нас все добровольно. Отношение к психологии меняется, но очень медленно. И мешает этому другая крайность – люди, которые мнят себя психологами, не имея никакого образования. Они дискредитируют профессию.

– Стереотип растворяется постепенно и долгие годы, независимо от ковида. Приведу аналогию. В нашей стране самые часто покупаемые медикаменты – это обезболивающие. Люди начинают заниматься собой, когда уже невмоготу. Будет плохо на душе – подожду, помучаюсь, а если само не пройдет, то пойду к врачу. К какому, зависит от того, где это «плохо» вылезет. Если через язву желудка (псхосоматическое заболевание), то прямая дорога к гастроэнтерологу. Вылезет депрессия – к психиатру или психотерапевту. Но решать внутреннюю проблему на ранних стадиях – нет. У нас недостаточный уровень психологической культуры: никто не различает и не замечает «ранние стадии». Такое же отношение к своему телесному здоровью – по остаточному принципу. Я уже не говорю про то, что единицы смогут сказать, чем отличаются психиатр, психотерапевт и психолог. А ведь это разные профессии! Сейчас есть постепенная позитивная динамика, благодаря «дарам цивилизации» – фильмам, публикациям в Сети. Но регулярно на одном из центральных каналов выплескивается новостной половник дегтя в виде сюжета о «психологах-шарлатанах». А ведь именно психологическая грамотность дает человеку большую внутреннюю защищенность и устойчивость в сложных обстоятельствах. Это, в конце концов, гигиена высших слоев нашей внутренней системы управления.

– Я два года вынашивала идею набрать команду: начала знакомиться, приглашать коллег, потому что не владею всеми методиками. У меня есть свое направление, своя энергетика, посыл и методы. Не всем я могу нравиться, или есть такое понятие «не захожу». А когда нас несколько, то один ведет телесную терапию, второй – арт-терапию, третий – коучинговый подход, четвертый – психоаналитический. Люди начинают выбирать, кому какой психолог ближе – особенно это касается индивидуальных консультаций. В групповом занятии есть динамика группы, которая подхватывает даже тех, кто скептически настроен.

Лично я активно использую метафорические ассоциативные карты, трансформационные игры, арт-терапию, занимаюсь медитацией (светской, не религиозной) Mindfulness. Моя основная тематика в плане коронавируса – работа с переживаниями по поводу утраты. Это много частей нашей жизни: потеря статуса, работы, здоровья, близкого человека (тут и смерть, и развод). С психологической точки зрения человек проживает утрату от 1 до 3 лет – это растянутый процесс, но все индивидуально. Один уже через полгода включится в новую реальность, а кому-то нужен год-два. Внутри каждого человека есть заложенный природой ресурс, который нужно активировать. Но это слабо работает, когда человек зашел в депрессию.

– Перед тем как ответить серьезно на этот вопрос, я приведу реальный диалог из практики на одном бизнес-тренинге:
– А что за метод вы используете?
– Свой, авторский, – говорю я.
– А что это?
– Извлечение и распознавание ценностных ориентиров каждого и превращение их в опору для целеполагания организации.
– ??? Ничего непонятно, а если коротко?!
– «Экспликационный стэйминг», – с ходу придумываю я.
– А-а-а, круто! Все, понял. Спасибо! – говорит мой довольный участник и уходит на место.

Методы имеют профессиональные названия: психосинтез, имагинация и гештальт. Обывателю они вряд ли о чем-то скажут. Скорее имеет смысл сделать акцент на том, что психологическая работа не похожа ни на медицинскую («излечите меня»), ни на педагогическую («научите меня»). Победа над проблемой человека происходит внутри него самого, его же собственными силами. А специалист выполняет роль грамотного сопровождающего: помогает понять, с чем имеем дело, содействует скорейшему обнаружению очага проблемы, дает поддержку и опору, проявляет участие и эмпатию. Но сам ресурс для победы над проблемой живет в самом человеке. Лишь прорастание на новый уровень, подъем над проблемой позволяет человеку ее одолеть. А это – его внутренний шаг, изменения его собственной системы управления.

– Коронавирус с точки зрения психологии – необычное заболевание. Анализируя свой опыт и наблюдая за другими, могу сказать, что болезнь провоцирует депрессию с апатией, слабостью и потерей интереса. К этому добавляется потеря вкуса и обоняния, через которые мы черпаем жизнь. Пациент должен признать, что это часть течения болезни, а также понимать, что это временно. Нужно найти для себя энергетически малозатратный способ почувствовать жизнь. Понятно, что выйти на улицу либо нельзя, либо нет сил, но тогда можно выйти на балкон или открыть форточку (самому укутавшись), наблюдать за небом, деревьями через окно, за питомцами (собаками, кошками, рыбками) или детьми дома. Успокаивает звук льющейся воды. Я также советую медитации, когда человек лежит и наблюдает свой вдох и выдох. Наш фонд оказывает и онлайн-консультации, но лучше, чтобы было видеоизображение – так проще оценивать состояние пациента. Недавно ко мне обратился 75-летний дедушка с заявкой, что его накрывает тревога. Мы прямо по телефону учились успокаиваться: он наблюдал за тем, как качаются деревья от ветерка, за узором облаков… Простое и эффективное действие!

– Сложный вопрос, потому что в каждом конкретном случае нужны свои методы и приемы. Но в любом случае имеет смысл каждое утро сразу после пробуждения делать легкую разминку или дыхательные практики: благодаря им нервная система хорошо стабилизируется. Их можно делать и каждый раз, как только поднимается тревога. Находить себе какие-то простые позитивные дела, если есть силы, то физические – они позволят отвлечься от тревожных мыслей. Лучше в период болезни не читать новостей. Также из списка своих контактов общаться с теми, кто способен поддержать, подбодрить в этой ситуации, а не загнать в еще большее уныние. Единственный шанс утешить ту часть души, которая напугана – это присутствие рядом уверенного и сильного человека. Потому что боится наш внутренний ребенок, а внутренний взрослый слаб и неуверен. Иначе тот ребенок бы не тревожился, имея надежную защиту. И быстро перевести этого малыша в состояние защищенности там внутри не получится. Но есть смысл в том, чтобы это осознать и начать меняться с этой минуты. Тогда к следующему разу вы будете больше готовы.

– Изменения происходят все время волнообразно. Мы за короткий промежуток времени прожили большой опыт. Еще до коронавируса была такая тенденция, что люди все свое время проводят в гаджетах, якобы никто не хочет лично общаться. Случилась пандемия, при которой каждый смог надолго оказаться в своем мире, но тут все резко захотели личного общения и свободы. Живое общение, перемещение, обнимание стало важным тогда, когда это забрали. Конечно, возросли тревога и депрессия.
Агрессия поднялась, потому что в самом начале пандемии люди разбились на два лагеря: тех, кто в коронавирус верил, полагая, что все мы умрем, и тех, кто был уверен, что никакого вируса нет. Была очень странная позиция людей: если в нашем кругу нет заболевших, значит, заболевания нет. Когда коронавирус стал подходить ближе, появилось более объективное восприятие мира. Хотя теперь мнения разделились по поводу эффективности масок. Надо понимать, что каждый верит в то, во что готов верить. Было бы здорово сделать свой выбор и дать такое же право другому человеку.

– Психика, скорее, проявилась. По-моему, нет особых смещений. Есть лишь усиление того, что было прежде. Как будто ситуация с коронавирусом добавила громкости и контрастности прежним ситуациям. Главный негативный эффект, с моей точки зрения, – это то, что на улице люди стали воспринимать других людей как источник опасности.

– Любой, особенно мировой, кризис приводит к тому, что сознание меняется. И здесь нас ставят в условия, с которыми мы никогда раньше не встречались. Кризис – это много потерь, много боли, это всегда новое осознание жизни. Время все расставит на свои места: то, что не нужно, уйдет, а то, что нужно, – разовьется (и в плане медицины, экономики, образования). Человек тоже поменяется. Уже стало больше сострадания – люди близко к сердцу принимают потерю, а масштабы ее очень велики. Очевидно, что люди больше начнут задумываться о своей жизни и проживать ее более полно. Часть людей отвернуться от гедонистической жизни, которую нам пропагандировал Instagram. Сейчас люди учат довольствоваться малым: нет Бали – поедем на Алтай. Нам показали, какие вещи на самом деле ценные, а также что смерть близка и может произойти в любой момент.

– Мне кажется, что никак. Большее внимание уделят медикам и надзорным организациям. Еще изменится отношение к тем, кто проводит «околопсихологические» мероприятия в Сети. Сейчас это очень востребовано. Сплошь и рядом «улучшительные» курсы, челленджи и марафоны. Но в памяти останутся персоны, эмоциональные эффекты и эмоциональные открытия. Сказать, что это будет попадание именно в контур психологической работы, нельзя. То есть, конечно, почти все попадает в тему психологии: и разговор с кассиром в магазине, и мысль, в какой вуз поступать. Но я имею в виду, что человек в этих сетевых событиях не сможет определить границы психологической работы, уследить за соблюдением принципов, норм и профессиональной этики, четко увидеть свою истинную проблему. Больше шансов прожить прикольные переживания, меньше шансов повысить свою грамотность. Говорю так, поскольку и сам наблюдал такие проявления в Сети, и часто приходят «потерпевшие-не получившие».
К сожалению, коронавирус (а точнее – «короноистерия») сбивает трезвое восприятие психологии и психологической работы. Есть надежда, что квалифицированные специалисты-психологи смогут своей качественной работой поднять уровень грамотности тех, кто к ним пришел, и укрепить авторитет профессии.